Я – к вашим услугам. Конечно, если вам угодно знаться со мной. Если же нет, достаточно слова, и я исчезну.
«Апокалипсис сегодня» после премьеры в 1979 году вызвал множество противоречивых откликов у аудитории — одни восторженно хвалили фильм, сравнивая его с вагнеровской оперой, другие осыпали его бранью. Некоторые критики писали, что фильм слишком претенциозен; другие говорили, что фильм заканчивается непонятно чем после роскошного первого акта. В этом отношении характерна рецензия Винсента Кэнби в The New York Times. Критик жалуется, что сценаристы перегрузили историю «тяжеловесными вещами вроде Бытия, Добра, Зла, Судьбы и т. д.», и осуждает создателей фильма за интеллектуальные потуги (вроде зачитывания Курцем поэмы нобелевского лауреата Томаса Стернза Элиота) и за надуманную концовку этой «речной одиссеи»[10]. В то же время работы Дюволла и других актёров, а также кинематография Стораро получили в рецензии самую высокую оценку.
По мнению Дэйва Кера, вьетнамский фильм Копполы показывает, что его истинное призвание — быть художником или фотографом, ибо фабула занимает его только как повод для демонстрации обворожительных «картинок»[11]. Дж. Розенбаум наряду с «Таксистом» Скорсезе отнёс «Апокалипсис» к новому поколению голливудских фильмов, где картины кровавой бойни романтизируются, а зрителя приглашают притоптывать в такт со взрывами, пальбой и эстетскими сценами истребления местных жителей. Он рассуждает о том, что в фильме поднимаются правильные вопросы (например, почему командование считает Курца безумцем, а Килгора — нет), однако рассказ разваливается, как только автор пытается перейти от вопросов к ответам[12]. Тайну джунглей сменяет напыщенная мачистская риторика, которая сводится к пересказу знакомых всем банальностей о войне. Как и в случае с «Таксистом», авторы фильма разрываются между либеральным антиколониализмом со свойственным ему чувством вины перед аборигенами (Розенбаум сетует на то, что в фильме проигнорирована вьетнамская точка зрения на события) и полуфашистским преклонением перед харизматичным лидером. Двойничество между рассказчиком и Курцем остается теоретическим, ибо сам Курц не более чем мертвенно-умозрительная абстракция[12].
По мнению Дэйва Кера, вьетнамский фильм Копполы показывает, что его истинное призвание — быть художником или фотографом, ибо фабула занимает его только как повод для демонстрации обворожительных «картинок»[11]. Дж. Розенбаум наряду с «Таксистом» Скорсезе отнёс «Апокалипсис» к новому поколению голливудских фильмов, где картины кровавой бойни романтизируются, а зрителя приглашают притоптывать в такт со взрывами, пальбой и эстетскими сценами истребления местных жителей. Он рассуждает о том, что в фильме поднимаются правильные вопросы (например, почему командование считает Курца безумцем, а Килгора — нет), однако рассказ разваливается, как только автор пытается перейти от вопросов к ответам[12]. Тайну джунглей сменяет напыщенная мачистская риторика, которая сводится к пересказу знакомых всем банальностей о войне. Как и в случае с «Таксистом», авторы фильма разрываются между либеральным антиколониализмом со свойственным ему чувством вины перед аборигенами (Розенбаум сетует на то, что в фильме проигнорирована вьетнамская точка зрения на события) и полуфашистским преклонением перед харизматичным лидером. Двойничество между рассказчиком и Курцем остается теоретическим, ибо сам Курц не более чем мертвенно-умозрительная абстракция[12].